25
Пн, нояб

Умные молодые казахстанцы или уезжают за рубеж, или подаются в мошенники. Остальные "пытаются работать" - бизнесвумен

“Казахстан опередил партнеров по ЕАЭС в росте безработицы, – сообщил 1 августа прошлого года портал zakon.kz. – За последний год число безработных в нашей стране выросло на 65 процентов. Это 153 тысячи человек”. Однако алматинские предприниматели уверены в обратном: некого брать на работу.

“Все хотят быть начальниками или… мошенниками”

– Я живу в условиях постоянной нехватки кадров, – сетует хозяйка кафе-бистро, расположенного в “золотом квадрате” Алматы Сауле САБИТОВА. – У меня, как у работодателя, сложилось впечатление, что самые умные, то есть подготовленные, молодые казахстанцы уезжают учиться и работать за границу, менее подготовленные, но тоже неглупые, подаются в мошенники, а третьи, окончившие совсем слабенькие провинциальные школы, пытаются работать. Именно пытаются, потому что плохо владеют любым языком, в том числе и родным.

В поисках кадров – официантов и посудомойщиков – регулярно даю объявления через один популярный интернет-портал. Позвонят, спросят – и пропадают. А если и приходят, плакать хочется. Вроде симпатичные ребята, но, когда открывают рот, сталкиваешься с чем-то нереальным! Вот парень у нас приступил к работе.

Из десяти заказов только один сделал правильно. Я таких, как он, называю потомками Эллочки-людоедки, словарный запас которой состоял из 30 слов.

У меня коллектив весь иногородний: Южно-Казахстанская область, Жамбылская, Алматинская... Это не избалованные жизнью ребята, в лучшем случае они хотят сразу устроиться помощниками поваров. Начинать карьеру с чистки картошки, овощей и рыбы наши люди (я имею в виду молодых ребят) не станут. Насмотревшись фильмов, они думают, что жизнь – это сорванный в казино куш или удачное замужество за богатым и красивым. Да и родители, видимо, слишком опекают своих детей, внушая им, что лучше быть нищим, чем идти на “грязную” работу.

У меня вообще сложилось впечатление, что чуть у наших соотечественников срабатывает интеллект, как они начинают задаваться вопросом: а зачем работать-то, когда кругом столько лохов, которых так легко уговорить расстаться с деньгами, а полиция не спешит прийти к ним на помощь?

В лучшем случае те, кто пообразованнее, идут, к примеру, в ЦОНы на оклад в 60 тысяч тенге в надежде, наверное, выбиться в начальники.

Так вот, возвращаясь к интеллекту наших официантов. Заказывают, допустим, филе куриное с картофелем фри, а официант доносит до повара – картошка и курица, и тот выдает ему курицу, запеченную с картофелем. Когда клиент начинает возмущаться, на кухню поступает другой заказ – курица с жареной картошкой. И опять скандал...

А то, бывает, несут повару заказ на “рыбушки” (на самом деле просили “ребрышки”).

Те же самые проблемы и в соседних кафе: приходящий персонал едва умеет читать и писать, плохо воспринимает любую новую информацию на любом языке. Девочка-кассир (очень неглупая, кстати) рассказывала, как сдавала в школе русский язык. По ее словам, она не поняла ни одного тестового вопроса, поэтому ставила галочки наугад и неожиданно для себя набрала семь баллов вместо вожделенных четырех.

Другая беда – на здоровье не жалуется, может быть, только один из десяти молодых сотрудников. ОРВИ и следующие за этим герпесы и насморки они подхватывают мгновенно, и почему-то у всех больные спины.

У меня работала 32-летняя женщина из Жаркента. Она рассказывала, что зимой в их городке многие сидят на хлебе и воде.

У помогавшего ей 14-летнего сына были явные признаки артрита и ревматизма – раздутые суставы на пальцах рук и ноющие перед непогодой ноги. Говорит, что зимой ходит в тонкой промокающей обуви.

Намучившись с молодыми, пыталась делать ставку на людей в возрасте, но к 50-летнему возрасту наш человек бывает изнасилован работой. У нас ведь очень много разведенных женщин, которые всю жизнь тащили на себе семью. Если не это, то есть другие проб­лемы. К примеру, на посуде у меня работала женщина в возрасте, но у нее была болезнь – клептомания. А мне, понятное дело, лишние проблемы ни к чему.

Сейчас многие кафе отказались от күнделiк – поденной оплаты.

Некоторые работники, как только получают зарплату, допустим, за два дня, на третий исчезают. Понятия стабильной работы у них нет.

Поэтому я и работаю без выходных: то за посудомойщицу, то за официантку, то за кассира. Зимой как-то еще полегче: приглашаем работать официантами студентов на три часа в день – с 12 до трех дня на фиксированную плату: тысяча тенге и плюс обед.

Наш человек не успеет отработать и полмесяца, как уже столько авансов выпросит, что можно закрывать месячную зарплату. Потом начинаются похороны и тои. Вынуждены брать на работу всех подряд. Дорогие, или, как я их называю, “фильдеперсовые”, рестораны могут, наверное, позволить себе выбирать кадры. Многие заведения сегодня разоряются, сотрудники судятся с ними из-за невыплаченных зарплат, но к нам они не торопятся идти.

Поскольку мы не проводим банкетов, то не соответствуем уровню запрашиваемых зарплат: 10 тысяч тенге, как минимум, за отработанный день.

Если же поднимем цены, тогда наша кухня станет недоступной для основного потребителя – среднего сегмента.

Литературу люблю, но книг не читаю

20-летняя Назерке работает у Сауле уже третий месяц. Официанткой она была совсем немного, сейчас сидит на кассе, в дальнейшем ее ждет карьера администратора, а затем, возможно, управляющей кафе. По словам работодателя, мобильная и сообразительная девушка стала для нее настоящей находкой.

– В Шымкенте оставаться не могла – там каждый шаг стоит денег, – рассказывает Назерке. – Моя старшая сестра, например, поступила в один из вузов Астаны на грант. Но заскучала по дому и через семестр решила перевестись в Шымкент. Ей с удовольствием пошли навстречу. Но так было до следующей сессии. Пять экзаменов сдала на хорошо и отлично, на шестой денег не хватило. Ей поставили тройку, и она потеряла стипендию, хотя в Астане училась на круглые пятерки без всяких денег.

Когда я поступила в ЖенПИ, поставила целью выучить русский. Но сделать это нелегко: в группе нас 30 человек и 25 из них – такие же, как я, приезжие из аулов, где с детства мы слышали только родную речь. Какой уж тут английский! Кстати, в аттестате у меня по этому предмету стоит пятерка. Но у нас в ауле как?

Учителями работают те, кто может купить себе это место. Поэтому английский у нас преподавала учительница немецкого, а историю – математик.

В это кафе вначале устроилась моя сестра. Я после занятий в институте подрабатывала посудомойщицей в другом кафе.

У 18-летнего официанта Мейржана (того самого парня, который путает заказы клиентов) любимым предметом в школе была казахская литература, но ни одной книги, увы, он еще не прочитал. Сауле Сабитова взяла его на работу в надежде, что к зиме будет расширять свое кафе. До этого выпускник профессионально-технического лицея успел поработать помощником повара в другом месте. Но там его, как он говорит, “кинули”: когда вышел на работу после выходных, оказалось, на его место взяли другого человека.

– Возможно, у работодателя не было времени обучать его, – объясняет Сауле. – Продукты сейчас дорогие, платить лишнюю зарплату очень тяжело, а время – деньги. Мы находимся в самом центре города и видим, насколько люди сейчас обеднели. Буду пытаться из таких парней, как Мейржан, пользуясь его молодостью и неиспорченностью, лепить что-то, хотя на данный момент работаю на ноль, то есть не зарабатываю ничего. Могла бы сдать помещение, где находится кафе, в аренду и получать доход. Но я видела за полвека своей жизни всё – и богатство, и лишения, а теперь, что называется, пришло время отдавать долги: я не хочу, чтобы завтра все мои соотечественники сидели по тюрьмам. И я ведь не одна такая.

Я вижу, как знакомые предприниматели бьются изо всех сил – лишь бы сдержать рост безработицы и не сокращать рабочие места.

Многие и сами не могут ответить на вопрос, зачем они это делают, но мне кажется, что каждый из нас подсознательно думает: “Пусть я создам всего лишь 10 рабочих мест, но так мне будет спокойнее жить в стране, где я родился”.

“Может, не только в кризисе дело?”

– Вот говорят – работы нет, денег нет, кризис, и молодежи некуда податься. А я, вы знаете, осенью младшего юриста в команду искал. И у меня совсем другие впечатления, – написал в своем посте в “Фейсбуке” руководитель департамента транспорта, телекоммуникации, строительства и инфраструктуры компании “GRATA International” Ержан ЕСИМХАНОВ. – Компания у нас известная, позиция хорошая, зарплата высокая. Мы получили около тридцати резюме. Каждому, кто отправил его, дали возможность пройти предварительное тестирование на знание законодательства. Очень простое, если разобраться.

По итогам тестирования отсеялись две трети. То есть 60 процентов кандидатов, почти все с красными дипломами юридических вузов, не смогли пройти элементарный тест на знание законодательства.

С оставшимися десятью я провел интервью сам. Результат – один подходящий кандидат. Один. Из тридцати.

При этом ничего сверхъестественного я не требую. Кандидат нужен был адекватный, готовый много работать и зарабатывать, владеющий английским, умеющий формулировать мысли, желающий развиваться и расти.

Нет таких. Зато есть люди, которые врут в резюме. Пишут, например, что сдавали IELTS на 8,5, и при этом не могут двух слов связать по-английски. В графе “Образование” пишут про курсы гештальт-терапии. Опаздывают или не приходят на собеседования. Таких много. У всех находятся причины: бабушка заболела, котенок лапку сломал... Может быть, эти причины выглядели бы убедительно, если бы не повторялись раз от раза.

Далее. На собеседовании не могут внятно рассказать, чего хотят от жизни. В первую очередь заявляют, что их интересует “оклад”. После четырех лет обучения в универе и с дипломом юриста не могут рассказать, что такое договор.

И самое главное – мало у кого горят глаза. Всем на всё наплевать. Идут на собеседование в компанию и ленятся даже на корпоративный сайт зайти. “Ну вы – большая компания, типа как бы сопровождаете иностранные компании...”. А куда мы их сопровождаем? На расстрел, что ли?

Больше половины не смогли сказать, зачем они стали юристами и как они понимают суть этой профессии. Половина не смогла четко обрисовать свой личный план на будущее. Интерес сквозь апатию и безынициативность появляется только тогда, когда речь идет об “окладе” (где они вообще это слово взяли советское?). Окей, все хотят хорошо зарабатывать. Да и я не жадный, готов заплатить запрашиваемые деньги. Но покажи мне – за что? Что я получу взамен? Рассказ о гештальт-терапии?

Тоска, короче. Примерно то же самое я замечал у своих студентов, когда преподавал в КИМЭПе. Из пятидесяти человек было трое-четверо тех, кому не пофиг. Остальные тупо отсиживали время.

Наше поколение, положим, тоже не идеальное, но мы в свое время за возможность поработать реально рвали задницу. И платили нам по 100 баксов в месяц, а не как сейчас. А нам все равно было интересно. Работать ночами, придумывать что-то, изобретать – в этом был реальный кайф. Работа была как игра, которая до сих пор зажигает. До сих пор – пятнадцать лет спустя.

Поэтому – да, кризис, да, нет перспектив. Окей, я всё понимаю. Но, может, не только в кризисе дело?