23
Пн, дек

Шаяхметова: Политические изменения, митинги и забастовки повлияли на банковский сектор

Политические изменения, митинги и забастовки, которые наблюдались в первом полугодии 2019 года, повлияли на банковский сектор, а из главных событий можно отметить процесс консолидации и укрупнения банков, сокращение кредитования экономики, а также оказания банкам государственной поддержки. Об этом и о многом другом в своем интервью МИА КазТАГ рассказала председатель правления АО «Народный банк Казахстана» (Halyk Bank) Умут Шаяхметова.

Умут Шаяхметова

— Умут Болатхановна, какие события вы отметите в прошлом и первой половине этого года?

— Конечно, объединение «Халык Банка» с «Казкомом», после которого появился большой игрок с долей на рынке 35%. Второе большое событие прошлого года – проблемы «Цеснабанка» и, операция по его оздоровлению, спасению. Сегодня он уже называется «Жусанбанк». «Цеснабанк» был вторым после «Халыка» уже по концу 2018 года. С точки зрения самого сектора, наверное, укрупнение банков за счет господдержки.

Второе – это продолжение наращивания кредитного портфеля розничного. Наметилась в прошлом году и сохраняется в этом году тенденция нероста или даже сокращения кредитования в целом реального сектора экономики. Растет только розничный портфель.

В первой половине этого года мы видим изменения большие среди игроков. Это завершение сделки по оздоровлению «Цеснабанка», затем – объединение его с АО «First Heartland Bank» и превращение в АО «First Heartland Jýsan Bank» («Жусан банк»). Это — объединение трех маленьких банков: АО «Tengri Bank», АО «AsiaCredit Bank» и АО «Capital Bank Kazakhstan». В целом тенденция – на консолидацию. Изменения небольшие в регулировании происходят.

Буквально позавчера Досаев (председатель Национального банка РК) объявил, что изменится с января 2020 года регулирование розничного портфеля банков в нескольких направлениях.

Конечно же, в первом полугодии 2019 года политические изменения произошли. Они, конечно, тоже повлияли на банковский сектор. На акции «Халык Банк» и других компаний – «Казахтелеком», KAZ Minerals кратковременно упали цены, затем они восстановились. Конечно, все новые тенденции митингов, забастовок имели эффекты на банковский сектор. На митингах требовали прощений, после чего государство выделило госпомощь. Год сам был очень активный, буквально в каждом месяце были значимые изменения, события. Каждый день живем в «собранном» состоянии, отслеживаем внешние рынки, внутренний казахстанский – все, что касается банка. Поэтому, не расслабляемся, работаем в активном режиме.

— Недавно прошла конференция S&P и аналитики говорили, что консолидация банков в Казахстане продолжится. Она во всем мире идет и в этом плане Казахстан – в русле общих тенденций. Вы поддерживаете это мнение?
— Банковский сектор – капиталоемкий и сейчас становится низкомаржинальным. Банки сейчас в борьбе за клиента отказываются от комиссий.

— Потребители этого вроде и не замечают. Я не вижу смены настроения, практически не вижу людей, если не считать специалистов, которые бы писали в соцсетях, что банки стали дешевле, что комиссии стали ниже или исчезли вообще.

— Сегодня такая тенденция на Facebook. Создается ощущение, что все плохо, что люди вечно всем недовольны. Причем, никто не хочет начинать с себя. Даже элементарно, поднять бумажку на улице, недовольны грязью, но сами при этом сорят.

А если говорить о банковских услугах, то я абсолютно не согласна.

То есть сегодня, если вы платите через, наверное, мобильный банкинг того или иного банка, комиссии – 0, все бесплатно. Процентные доходы, еще раз хочу подчеркнуть, если вы берете кредит, не могут быть бесплатными. Кредиты не могут быть бесплатными потому, что мы, как банки, берем депозиты и на эти депозиты мы платим проценты населению, обеспечиваем сохранность, управление этими деньгами и, конечно же, люди получают проценты. Но тенденция по снижению процентных ставок тоже происходит. Процентные ставки снижаются.

Если люди идут и получают дорогие кредиты в микрокредитных или ломбардных организациях, то, конечно, это больше их проблема. Это – где-то неграмотность, может быть – боязнь прийти в банк или даже нежелание оформить лишний раз документ.

Да, конечно, банки требуют документы, прозрачности доходов, указания источника доходов. Мы проводим анализ вероятности того, что эти деньги вернутся в банк, что клиент сможет погасить кредит. Это абсолютно нормально, стандартные процедуры. Наоборот, людей надо образовывать, что люди, вы приучайтесь и делайте, как просят банки, как требует банки.

Я сейчас в силу своей работы езжу по регионам – Таджикистан, Узбекистан, Кыргызстан, Россия, Грузия. Однозначно могу сказать, что в Казахстане лучше всего. Просто люди немного не понимают, что имеют. Я в целом говорю о политической ситуации, об экономической, в Казахстане однозначно лучше всех экономика. Во всех этих странах СНГ, включая, думаю, Украину, намного тяжелее, сложнее, чем то, что мы сегодня имеем в Казахстане.

Есть возможности и, если человек хочет трудиться, он может заработать и нормально жить. Я в этом абсолютно уверена – с точки зрения инвестклимата как для крупных инвесторов, так и для малых, с точки зрения построения малого и среднего бизнеса, возможности просто трудоустроиться и иметь работу. Почему идет большой выезд мигрантов в Россию или в Казахстан? Потому, что в тех странах нет работы. Экономика, не хочу конкретно про какие-то страны говорить, но в целом однозначно в Казахстане лучше. Да, может, могла бы быть еще лучше, но то, что мы живем лучше, чем в других странах, это – факт.

— Как вы оцениваете интерес инвесторов к Казахстану, в том числе, к банку? Недавно председатель правления биржи Международного финансового центра «Астана» (AIX) Тим Беннет говорил, что для инвесторов наша экономика — маленькая.

— Да, наверное, рынок у нас небольшой, с учетом того, что население чуть выше 18 млн. Но чем больше я работаю, тем больше думаю, что нам, странам Центральной Азии, можно делать внутреннюю интеграцию, между нами. Нас много что объединяет. В первую очередь, культура, язык. Вот, например, та же латиница. Почему нам не сделать единую латиницу для Центральной Азии? В Узбекистане – своя, в Казахстане – своя. Один единый язык. Ну, принципы единые алфавита, по крайней мере, можно было бы принять. Однозначно есть потенциал для роста торгового оборота, трудовых ресурсов, финансовых потоков, туризма.

Еще у меня такие крамольные мысли – я когда езжу, я думаю, что нам с кыргызами, например, совсем просто объединиться или раскрыть границы. И они выиграли бы, и мы выиграли бы. Увеличился бы рынок. Очень много малого и среднего бизнеса, например, там. То есть, мне кажется, потенциал, как таковой, есть у региона, ну, и у страны тоже.

Если уж сравнивать Казахстан 15 лет тому назад, когда тут был бум FDI (прямых иностранных инвестиций), бум роста Capital Markets (рынка капиталов) и сюда заходили инвесторы, и напрямую. Большие проекты до сих пор Кашагаш, Карачаганак и другие работают. Были у нас выпуски еврооблигаций, синдицированных займов, корпоративных облигаций и так далее, то сегодня мы – еще больше страна, на сегодня, по идее, экономика еще больше.

Почему не заходят инвесторы? Наверное, причины – в другом. Наверное, нет, например, внутреннего рынка ценных бумаг – того, что было в те годы, 10 лет тому назад. Его убили через создание ЕНПФ. Наверное, увеличилась доля государства в экономике, опять-таки – сузились возможности для частного капитала. Потому что создание «Самрука» – тенденция 2005-2006 годов. Потом, уже в 2008 году произошел кризис, объединили «Самрук» с «Казыной» и «Самрук-Казына» все вообще поглотила.

Если сравнивать Казахстан 20 лет тому назад и сегодня – и тогда был бум инвесторов и входа в Казахстан, а сегодня нет такого, то, наверное, все-таки причина – в наших каких-то внутренних вещах, больше управленческих.

— То есть, дело не столько в размерах экономики?

— Да, посмотрите на Грузию. Два банка торгуется на Premium listing в Лондоне. Куча идет интереса со стороны туризма. Туризм, который за собой тянет те же самые инвестиции, как крупные, так и малые.

То есть, не всегда это зависит от экономики. Плюс – еще от инвестклимата и от возможности работать внутри страны в плане экономическом.

— Как вы оцениваете успех ваших GDR (глобальных депозитарных расписок) на рынках?

— Я считаю, что сделка по GDR прошла успешно. Мы увеличили ликвидность наших акций практически в два раза. До сделки наши GDR торговались на уровне 17% от общего объема капитализации банка, то сегодня это уже 27%. И мы видим уже то, чего добивались – повышение уровня капитализации. Выросла цена после размещения. Очень позитивно к нам отнеслись инвесторы. Мы завели сюда инвесторов в наш банк таких, которые никогда не работали с Казахстаном. Это очень крупные фонды, мы не имеем права раскрывать имена. Инвесторская база расширилась в два раза. Если раньше в нас инвестировало около 40 венчурных и инвестфондов, то сегодня это уже свыше 80, я не могу раскрывать – очень большой пул инвесторов, очень качественный.

Эта сделка за последние три года с рынка EMEA – самая крупная по объему размещения, $344 млн размещено, причем объем размещения – всего 10% и это самый качественный портфель, который, как нам наши менеджеры говорят, они увидели за несколько последних лет входа инвесторов на наш рынок. Это не только Казахстан, но и в целом, СНГ и Восточная Европа. Поэтому, сама сделка – успешная.

Понятно, что мы («Халык Банк») сегодня представляем Казахстан – Proxy name, как нам все говорят.

— Почему?

— Во-первых, мы – самый крупный банк, мы отражаем всю экономику страны. Хорошо «Халык Банку», значит более-менее нормально стране, плохо «Халык Банку», значит, совсем плохо в стране. Плюс, показывая рост портфеля, на что они сильно все обращали внимание, они понимают, если будет рост портфели у «Халыка» – значит, более-менее растет экономика страны. Значит, есть там кредитование малого и среднего бизнеса, крупных корпораций. Если мы не прогнозируем рост портфели, это – совсем плохо, это значит, что экономика Казахстана не растет. То есть, такие даже показатели, индикаторы «Халыка» отражают для них экономику Казахстана.

«Халык Банк» представляет сегодня Казахстан на внешних рынках. Мы несем и показываем стандарты корпоративного управления, мы сегодня представляем все сектора экономики. Мы не моно-банк, мы работаем с крупным бизнесом, с МСБ, с розницей, на внешних рынках. Мы – самый крупный региональный банк, присутствуем в шести странах и так далее. То есть, у нас много наших уникальных показателей, направлений деятельности, которые инвесторы подробно отслеживают. Каждую цифру знают и понимают, задают очень технические вопросы. Спрашивают, как дальше будет стратегия банка складываться.

Не только в банковском секторе, но и вне его. Мы много рассказывали, объясняли, что наши «дочки», которых у «Халык Банка» 17, это и не банковская деятельность: страховая, «лайф иншуранс», коммуникации, инкассация, инвестбанкинг и так далее.

— Если вернуться к банку, на рост какого портфели в первую очередь вы полагаетесь? Корпоративного? Розничного?

— Мы в принципе ставим себе задачи развивать все три направления. Если рассмотреть наш кредитный портфель, то, да, самая большая доля, и всегда это было – у корпоративного – около 60%. Где-то 25% у нас – это розничный и 15% — портфель МСБ.

Вы говорите, что мы – больше корпоративный бизнес, чем розничный, но я не согласна. Вы смотрите только вот на кредитный портфель. Но мы – самый крупный розничный банк в стране: самое большое количество филиалов, банкоматов, выпущенных карточек.

— Именно в Казахстане?

— Да.

— То есть, больше, чем у Kaspi Bank?

— Больше. Абсолютные у нас цифры – больше. Через «Халык Банк» выплачивается 70% пенсий, идет свыше 50% зарплатных проектов, лежат 37% розничных депозитов. То есть, вы смотрите узко.

— По долям, просто.

— Но, наверное, важны качественные показатели: какой сегмент, кто как таргетирует. Поэтому еще раз хочу подчеркнуть – мы не монобанк, не занимаемся только одним продуктом, мы – универсальный банк, и не только банк. Но в рознице мы самый крупный банк. Эквайринга у нас 58%.

— Kaspi же пользуется чужим эквайрингом?

— Да, они и нашим пользуются, и эквайрингом других банков. У них сейчас развиваются онлайн-переводы с карты на карту P2P. Тем не менее, «Халык» – самый крупный розничный банк в стране.

— Я понимаю, что отрыв «Халыка» от остальных банков достаточно большой, но в последнее время все чаще слышишь о том, что «Kaspi дышит Халыку в затылок». Как вы оцениваете ситуацию с конкуренцией?

— Мы жили всегда в конкуренции. У «Халыка» ведь не всегда было 35% доли на рынке. Нет, только последний год. Мы всегда конкурировали.

Мы с «Казкомом», с «БТА» («Банк Туран Алем» – КазТАГ) были вот так. «Халык» всегда был №3 и в какой-то период стали №4 – «Альянс Банк» нас обогнал. Это были 2006-2007 годы. Мы видели, что делал «Альянс Банк», когда раздавал кредиты на каждой остановке. Мы сознательно на это не шли. Мы понимали, какие риски они несут. Мы видели, как рос «Казком» или «БТА», как они кредитовали земельные участки. Я тогда была зампредом в «Халыке». Ко мне по этим земельным участкам приходили клиенты за кредитами. И мы не дали, мы сознательно не давали, потому что понимали, что такие цены – $500 тыс. за «сотку» – нереальные цены. И оказались правы, то есть, мне кажется, не нужно впадать в какую-то истерию, что кто-то вдруг растет.

«Астана Банк», тоже там у него бурный рост. У каждого своя ниша, наверное, своя стратегия развития и даже всего лишь год назад в мы и «Казком» были два крупнейших банка, с долей на рынке где-то 16-17%. Но мы их обогнали еще до объединения в 2016 году. Все это – факты того, что мы всегда работали в конкуренции.

Сегодня мы тоже конкуренцию испытываем. В корпоративном блоке это «Сбербанк», который активен много лет, это Forte Bank, «АТФ Банк», «БЦК» («Банк ЦентрКредит» – КазТАГ), всегда был «Казком» нашим конкурентам, в рознице это – Kaspi, Forte – в меньшей степени. Наверное, сегодня ближайший конкурент – Kaspi Bank.

Это нормально и это хорошо. Было бы хуже для страны, если бы у «Халыка» вообще не было конкурентов. Конкуренция всегда заставляет и нас развиваться и двигаться. И другие есть игроки. И, самое главное, у клиентов всегда есть выбор, куда пойти. Поэтому, этот момент он всегда был и есть. Мы всегда в конкуренции работали. Всегда. И росли органически.

— В существование самой конкуренции не сомневаешься, конечно, просто на конкурентном поле одни игроки как бы уходят либо в тень, либо, вообще, с поля, другие – появляются. Поэтому интересно. Понятно, что другие игроки – это другие стратегии.

— Да, конечно. Мы смотрим друг на друга. Мы смотрим и на то, что творится в России и на глобальных рынках. Отслеживаем развитие технологий, продуктов, сервисов. Нет каких-то уникальных секретов успеха.

Примерно все в одинаковом поле – одни и те же клиенты, нет такого, что у кого-то уникальный клиент, работаем со всеми. Одна и та же регуляторная среда. Вопрос того, что мы, конечно, немного утеряли тот момент, когда стояли два года и не могли технологически развиваться из-за объединения с «Казкомом» и у нас был вот этот технологический фриз, заморозка любых доработок, но сейчас активно все, в работе.

— Собираетесь запускать marketplace?

— Собираемся. С партнерами.

— Какие-то примерные сроки известны?

— До конца года. Вы, наверно, видели, новая наша карточка вышла.

— Не видела.

— Желтая. Яркая. 1% бонуса на любые покупки и платежи. Отменены практически максимально все комиссии плюс еще будут доработки, накачивание продукта новыми «фишечками». Развивается Homebank. То есть, не так, что мы встали и все, сказали: «Пусть они развиваются, а мы будем только корпорациями заниматься».

— Ну все-таки это время объединения с «Казкоммерцбанком» было. Оно подействовало, задержало развитие?

— Было, конечно. Эта сделка вошла в рейтинги как одна из крупнейших в мире сделок по M&A (по слиянию и поглощению), причем, по принципу Big Bang (в один день). Все юридические, технологические, бизнес (процессы), по названию – все в один день и одну ночь мы объединились. Практика есть такая – крупные компании по частям (объединяются – КазТАГ), реально, может, только корпорации или только розница. Мы сделали в один день: залили базу клиентов.

— Какие преимущества это дает?

— Преимуществ много: это проще – в один день мы стали новом юрлицом, взяли на себя все обязательства и активы. Много очень нюансов. Это намного сложнее – объединяться по частям. Но с точки зрения нагрузки на людей, доработки, с точки зрения мощностей, которые нужно было в один день залить, это намного сложнее – технологически процесс намного сложнее. «БТА» и «Казком» же не объединялись как «Халык». У «БТА» своя была АБС (автоматизированная банковская система), у Казкома – своя. Потом они все сливали. Давали отчеты. У них был отдельный режим по сдаче отчетов Нацбанку. Они, помнится, сдавали с задержкой чуть ли не до месяца. Их за это не наказывали. У «Халыка» такого не было. Мы все сели в единую базу, на одну АБС «Халыка». И у нас не было никаких послаблений по отчетам. В течение трех дней после объединения мы сдавали уже отчеты.

— Что с проектом по LRT (системе легкорельсового транспорта) в Нур-Султане?

— Мы давали деньги заемщику – компании LRT, через облигации, которых купили на $400 млн на пять лет, со ставкой 3,25%. Для «Халыка» это выгодная сделка. Для государства и LRT – это также выгодно, потому что снижение расходов в процентах произошло практически в два раза. То есть, были, я так понимаю, заемные средства намного дороже, чем сегодня смог обеспечить «Халык Банк». Плюс к этому, насколько я понимаю, что невозможно было что-то там развернуть или изменить этот проект. Поэтому мы самого проекта не касаемся. Это их решения: акимата, LRT, государства, правительства. Мы даем финансирование под гарантию минфина. То есть, эти заимствования со стороны LRT и наше финансирование для «Халык Банка» равно риск минфина. Мы взяли риск не на LRT. С точки зрения возвратности этих денег мы абсолютно уверены.

— Есть ли сейчас какие-то проекты в Казахстане, в других странах, которые были бы вам интересны, к которым вы хотели бы присоединиться?

— Нам очень интересен узбекский рынок: там большой потенциал, большой рынок, 35 млн человек населения. Сейчас там идут большие реформы: экономические, финансовые, банковские. Поэтому мы туда зашли и стали первым, единственным пока иностранным банком. Мы выдали несколько кредитов уже небольших. Будем работать тоже во всех направлениях, как с юрлицами, так и с физическим лицами. Крупных, больших проектов, там пока еще нет.

В Казахстане, к сожалению, сегодня очень сложно найти хороших заемщиков. Мы видим, что в целом сужается поле для кредитования и вы видите это по цифрам, по показателям. С начала этого года где-то на 10% упал портфель кредитования юрлиц.

— Сейчас говорят об этом рейтинговые агентства, банкиры.

— Очень плохая тенденция – растет все только за счет разницы, которая выросла, по-моему, на 30% за год, и уже сегодня в структуре общего банковского портфеля «50 на 50» «юрики» и «физики». Никогда такого не было в Казахстане.

— Обычно корпоративный портфель насколько был больше розничного?

— Розничный в целом составлял, наверное, 30%. Я беру консолидированные цифры в целом по рынку.

— Я понимаю, что в целом по рынку. Мне и интересно сейчас представить, если он был 30% на 70%, а сейчас 50% на 50%, то разница, конечно, огромная.

— И эта разница растет. Корпоративная часть сужается. Это не очень хорошая тенденция. Потому, что розничный портфель – более рискованный, он – необеспеченный. Он влияет на инфляцию и на курс, потому что некоторые «умные люди» берут кредит в тенге, покупают тут же доллары, три месяца «сидят» на долларах, может понимая, что немножко скакнет и им выгоднее. Плюс к этому – это импорт, а импорт опять-таки влияет на торговый баланс и дальше влияет на давление на курс и так далее. Ну и, понятно, инфляция. Поэтому для экономики это не очень хорошо, когда весь рост банковского сектора идет только за счет розничного портфеля.

И, конечно, очень тревожно за то, что у нас сужается кредитование реального сектора экономики. На это много причин, идут активные обсуждения в правительстве и с Национальным банком. Вы видите, например, последняя программа на Т600 млрд, которая была озвучена в прошлом году, она всего лишь освоена на сегодня, по-моему, на Т43 млрд. То есть, за полтора года как такового освоения программы нет – меньше 10%. Это о чем говорит? Что уже даже деньги государственные, дешевые, сегодня в экономике не востребованы. Нет заемщиков, нет проектов, нет расширения производства, нет расширения модернизации. Мы это тоже четко видим. Клиенты не хотят вкладываться в, например, обновления каких-то производственных фондов. Хотя все основное обновление уже прошло в 2006-2008 годах, когда были деньги, причем более дорогие. Но были инструменты разные – торговое финансирование, например, и можно было привлекать дешевые деньги под 2% в долларах. Тогда экономика росла и все понимали, что, сегодня вложившись, потом можно окупить.

Сегодня заемщики говорят: «Я не знаю, что будет завтра, какой спрос, смогу ли я потоками обеспечить погашение вашего кредита. Я лучше зажмусь, ужмусь, небольшой объем оставляю. Никаких расширений, ничего не хочу».

Здесь тоже, мне кажется, большая негативная роль ЕврАзЭс (Евразийского экономического союза, ЕАЭС – КазТАГ). Я вижу, как мы увеличиваем импорт со стороны России и, как таковые, казахстанские товары не вошли на российский рынок. Мы видим, как наши заемщики имеют проблемы входа, не могут встать на полку в России, в магазинах. Причем, там есть сертификация, которая опять-таки – якобы санитарные нормы. Нас они не пускают, можно сказать. Почему-то у нас это все легко, открыто и это тоже влияет на курс тенге потому, что как только в России ситуация меняется – она все-таки под санкциями, то давление идет на тенге. Сегодня тенге недооценен. Он должен быть намного крепче, но влияют вот эти внешние негативные факторы, которые мы через свои такие открытые границы и такую абсолютно простую политику – отдать все под импорт, мне кажется не очень правильной.

Поэтому и будет эта тенденция сохраняться. Деньги есть. Сегодня ликвидность очень высокая. Никогда такой ликвидности в банковском секторе не было. Хотя она снизилась за последние четыре месяца где-то на Т1,5 трлн, что тоже такой уже звоночек, который заставляет обратить на это внимание. Если ликвидность будет такими темпами снижаться, то это уже фактор негативный. Пока же она свыше Т3 трлн. Ликвидности много, банки вкладываются в ноты Нацбанка. Это опять-таки доходно, безрисково, но и сегодня кредитовать – мало кого – давать кредиты – мало хороших заемщиков. И заемщики не очень хотят. Поэтому тут большой-большой комплекс, много вопросов задается якобы Нацбанку. Но я считаю, что здесь не только Нацбанк, но и правительство должны вместе смотреть.

— Почему ликвидность уменьшилась на Т1,5 трлн за короткий срок?

— Наверное, снижение ликвидности произошло в силу нескольких причин. Посмотрите, идет отток корпоративных депозитов из банковского сектора, ну, и из «Халыка», и из других банков. По результатам на 1 сентября тоже шел отток корпораций. Это, как правило, нацкомпании и, наверное, международные компании иностранные, которые в «Ситибанке». Причины: были погашения внешних обязательств у нацкомпаний. Ну и, как я говорила, все-таки они изымали и перекладывали на зарубежные счета, в зарубежные банки.

— То есть, этот процесс сказывается?

— Это повлияло. Я не знаю, что было в сентябре, еще не видела, но по конец августа – да.

В августе еще были очень большие налоговые платежи и, например, из «Халыка» за неделю Т200 млрд ушло только на налоговые платежи. Имеется такая тенденция: корпоративные клиенты собирают у нас деньги, а потом в один день выгоняют большие платежи, знают, что «Халык» только и сможет – взять и в один день там Т200 млрд выплатить, например. Не скажет: «по частям возьми, или ой, а я тебе не могу вернуть». То есть, уровень надежности и ликвидности играет большую роль.

Я считаю, часть этих денег вернулась в Национальный банк, на депозиты.

— Нацбанк стал брать в банках депозиты. Как вы к этому относитесь?

— По операциям ДЕПО и РЕПО с банками – это нормально, но когда Нацбанк берет депозиты у юрлиц, у коммерческих организаций – это ненормально.

— А такое есть, получается?

— Да, такое есть. Они  открыли депозиты долгосрочные для нацкомпаний.

Источник zonakz.net