Отчёт о глобальных рисках-2017

Клаус Шваб, основатель и исполнительный председатель Всемирного экономическиого форума

На фоне этих событий в этом году Отчёт о глобаль­ных рисках исследует пять центров тяжести, которые будут определять глобальные риски. Во-первых, по-прежнему медленный рост в сочетании с высокой задолженностью и демографическими изменениями создаёт среду, которая способствует развитию фи­нансовых кризисов и растущему неравенству. В то же время тотальная коррупция и неравное распределение выгод от экономического роста свидетельствуют о том, что капиталистическая экономическая модель не пред­назначена для людей.

Переход к многополярному мировому порядку вы­зывает напряжённость в глобальном сотрудничестве. В то же время четвёртая промышленная революция коренным образом трансформирует общества, эконо­мики и способы ведения бизнеса. И последнее, но не в последнюю очередь: так как люди пытаются вос­становить идентичности, которые были размыты гло­бализацией, то процесс принятия решений всё больше и больше происходит под влиянием эмоций.

В дополнение к этим центрам тяжести в этом году Отчёт о глобальных рисках представляет глубокое по­гружение в обсуждение рисков, связанных с текущими политическими и социальными преобразованиями, включая вызовы демократии, сужение пространства для гражданского общества, а также устаревших си­стем социальной защиты. В нём также рассматриваю­тся риски, связанные с новыми технологиями чет­вёртой промышленной революции и связанные с ней проблемы управления.

Как и в предыдущие годы, анализ, содержащийся в настоящем докладе, основывается на ежегодном обзо­ре восприятия глобальных рисков почти 750 членами мирового сообщества Всемирного экономического форума.

2017 год является поворотной точкой для мирово­го сообщества. Угроза менее кооперативного и более интроспективного мира также создаёт возможности для преодоления глобальных рисков и тенденций, которые стимулируют их. Это потребует ответственного руководства и более глубокой приверженности всесто­роннему развитию и справедливому экономическому росту как на национальном, так и на глобальном уров­не. Кроме того, потребуется сотрудничество между несколькими взаимосвязанными системами, страна­ми, областями знаний и группами заинтересованных сторон с целью повышения влияния на общество. Мы надеемся, что Отчёт о глобальных рисках-2017 и по­следующие обсуждения на ежегодной встрече Всемир­ного экономического форума 2017 года будут способ­ствовать дискуссии о прагматических решениях.

Глобальные риски - 2017

Годы нарастания напряжённой обстановки во многих частях мира, по крайней мере с начала мирово­го финансового кризиса, вылились в определённые драматические политические события в течение 2016 года в силу роста обществен­ного недовольства статусом-кво. На Западе ожидание консенсуса было проигнорировано в ре­зультате решения Соединённого Королевства покинуть Европей­ский союз победой избранного президента Дональда Трампа в Соединённых Штатах и отказом от конституционных реформ Маттео Рензи итальянским электоратом. Последствия таких результатов являются потенциально масштаб­ными - некоторые люди задаю­тся вопросом: достиг ли Запад критической точки и в настоящий момент может ли встать на путь «деглобализации»? Но неопреде­лённость и нестабильность, кото­рая характеризует 2016 год, не являются сами по себе запад­ным феноменом: мы наблюдали их вариации в странах по всему миру, в том числе в Бразилии, на Филип­пинах и в Турции.

Такое развитие событий не дол­жно нас удивлять. За последнее десятилетие Отчёт по глобальным рискам (The Global Risk Report) каждый год привлекал внимание к постоянному кластеру экономиче­ских, социальных и геополитиче­ских факторов, которые помогли сформировать перспективу гло­бальных рисков.

В 2007 и 2008 годах, напри­мер, рейтинги в Отчёте по гло­бальным рискам показали «дегло- бализацию» в странах с развитой экономикой как привязанных к риску с высоким уровнем воздей­ствия; в 2011 году Отчёт был сосре­доточен на «экономическом нера­венстве и провалах глобального управления»; в 2014 году Отчёт подчеркнул «социальные пробле­мы, включая распад социальных структур, снижение доверия к ин­ститутам, отсутствие руководства и сохранение гендерного нера­венства», в 2015 году отметил, что «неустойчивость обществ является всё большим беспокойством» и сделал предупреждение касатель­но чрезмерного экономическо­го оптимизма, отметив, что это может «отражать ложное чувство контроля, так как история показы­вает, что люди часто оказываются застигнутыми врасплох одними и теми же рисками».

Такая неудовлетворённость существующим порядком повы­шает актуальность понимания и необходимость реагирования на существующие глобальные риски. Всемирный экономический форум определил пять ключевых про­блем, которые потребуют большего всеобщего внимания и соответст­вующих действий:

- содействия большей солидар­ности и долгосрочного подхода к рыночному капитализму с целью оживления мировой экономики,
- признания важности идентич­ности и инклюзивности (объеди­нения) в здоровые политические сообщества,
- снижения рисков и исследова­ния возможностей четвёртой про­мышленной революции, а также
- укрепления систем глобально­го сотрудничества.

Остальная часть Главы 1 рассма­тривает каждую из этих проблем, опираясь на данные последнего Опроса о восприятии глобальных рисков (Global Risks Perception Survey - GRPS), для выявления воз­можных триггерных точек, которые могут создавать новые риски или усугубить существующие риски, или

- недооценённой вероятности,
- предоставления возмож­ностей сделать что-то по-другому таким образом, что это повлечёт за собой снижение рисков.

Глава 1 завершается описанием экологического риска, что также подчёркивается в Опросе GRPS как источник беспокойства, который стал бы серьёзной уязвимостью, если будет потерян момент гло­бального сотрудничества.

Экономика: рост и реформа

Несмотря на беспрецедентные уровни достижения мира и глобального процветания, во многих странах экономический спад способствовал формированию антиглобалистских настроений, популистской политики и настроя против глобализации. Слабое восстановление экономики после глобального финансового кризиса является частью этой истории, но стимулирование роста в одиночку не устранит глубокие проблемы в нашей по­литической экономике. Более фундаментальные рефор­мы рыночного капитализма могут стать необходимостью, в частности для решения проблемы явного отсутствия солидарности между теми, кто находится в верхней части распределения национальных доходов и богатства, и теми, кто располагается ниже.

Обеспокоенность экономическими проблемами преобладает в последних результатах Опроса GRPS. Такой факт не сразу вырисовывается из эволюции топ-5 рисков по степени воздействия и вероятности. Экономические риски, которые становятся более от­чётливыми с момента разгара мирового финансового кризиса, впервые полностью отсутствуют в последнем опросе. Тем не менее в дополнение к ответам респон­дентов по оценке воздействия и вероятности индивиду­альных рисков исследование просит рассмотреть их воздействия и взаимосвязи, которые формируют об­щую картину риска. При этом экономика имеет перво­степенное значение. «Неравенство роста доходов и богатства» воспринимается респондентами как тен­денция, определяющая наиболее вероятно глобальные события в течение следующих 10 лет (таблица 1.1), и когда их просили определить взаимосвязь между рисками, то наиболее часто упоминается пара - безработица и социальная нестабильность

Во всём мире неравенство между странами сокращае­тся ускоренными темпами в течение последних 30 лет. В некоторых странах, однако, данные говорят о дру­гом. Уровень неравенства снижался последовательно в промышленно развитых странах с начала 20-го века, но с 1980-х годов доля дохода, принадлежащего насе­лению в топ-1 %, увеличилась в Соединённых Штатах, Великобритании, Канаде, Ирландии и Австралии (хотя такой тенденции не было в Германии, Японии, Фран­ции, Швеции, Дании или Нидерландах). Причины включают в себя технологические изменения, обуслов­ленные развитием навыков и опыта, что повышается отдачей от образования в сочетании с эффектом мас­штаба, так как рынки стали более взаимосвязанными в растущей глобальной конкуренции за таланты. Поми­мо всего прочего, это привело к увеличению опла­ты менеджменту (CEO), поскольку компаний стали больше. Глобальные коммуникации также способство­вали увеличению потребности в людях, которые могут успешно угодить широкой аудитории, что Шервин Розен описывает как «экономика суперзвёзд».

В странах с развитой экономикой доходы традици­онно благополучного среднего класса росли сравни­тельно медленными темпами и также медленнее, чем доходы средних классов развивающихся стран в Латин­ской Америке, Африке и особенно в Азии. Медленные темпы восстановления экономики с 2008 года особенно усилили неравенство в доходах на местном уровне с более сильным воздействием на многие отдельные домохозяйства, чем могут свидетельствовать данные совокупного национального дохода. Это способствова­ло формированию антинастроений в странах с раз­витой экономикой, и хотя развивающиеся рынки уже наблюдали снижение бедности в рекордных темпах, они также были не застрахованы от роста обществен­ного недовольства, что очевидно, например, исходя из массовых демонстраций против коррупции в странах Латинской Америки. Ларраин и другие утверждают, что рост благосостояния и растущий средний класс при­водят к более высоким требованиям в части лучшего правительства и общественных благ, которые не в состоянии удовлетворить правительства стран разви­вающегося мира.

В результате финансового кри­зиса экономическая политика при принятии решений была преиму­щественно денежно-кредитной, а не фискальной. Неортодоксаль­ные антициклические политики, та­кие как количественное смягчение, крупные покупки государственных облигаций центральными банками, превратились в основу структуры экономической политики. И хотя данные указывают на оказание положительного влияния на рост и занятость, механизмы количествен­ного смягчения также усугубили неравенство доходов за счёт повы­шения доходов владельцев фи­нансовых активов, в то время как реальные доходы рабочих росли очень медленно.

Это не единственный источник беспокойства по поводу денеж­но-кредитной политики. Стабильно низкие процентные ставки могут исказить финансовые механиз­мы, лежащие в основе здоровой экономической активности: такой механизм делает для проблем­ных компаний необычно дешёвой пролонгацию своих долгов, пода­вляя процесс перераспределения ресурсов от неэффективных к более инновационным частям экономики. Это, в свою очередь, усложняет процесс избавления от долгового бремени,что во многих странах остаётся нерешённым вопросом как наследие докризисного бума, сни­жая рост за счёт перераспределения доходов в сторону обслуживания долга, а не реального потребления или инвестиций.

Пришло ли время момента для перехода от денежно-кредитной к фискальной политике? В Соединён­ных Штатах предвыборная кампа­ния избранного президента Трампа строилась на обещании увеличения расходов на инфраструктуру, и во всём мире есть предварительные тенденции постепенного перехода к фискальной политике. Это, в свою очередь, создаёт свои собствен­ные риски: затраты по займам для правительства были исключительно низкими в последние годы, но если инвесторам необходимо было бы резко пересмотреть ценовой риск, корректировка, которая потребуе­тся от стран с высоким дефицитом, может иметь значительные эконо­мические и политические послед­ствия. Тем не менее это не только опасения по поводу реакций рынка, которые формируют нежелание правительств перейти к фискаль­ной политике. Политические пред­почтения также имеют свою цель. В Еврозоне, например, правитель­ства медленно реагируют на неод­нократные заявления Марио Драги, президента Европейского централь­ного банка, о большем внимании к финансовым послаблениям. С ис­пользованием данных Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) рисунок 1.2 иллю­стрирует расхождение финансовых тенденций в Соединённых Штатах и Еврозоне с 2015 года.

Помимо денежно-кредитной по­литики и финансовых стимулов рост производительности труда также был медленным, чтобы оправиться от кризиса. Структурные показатели безработицы остаются высокими, особенно среди молодых людей в Европе, Соединённые Штаты также наблюдали заметное падение коэф­фициентов трудового участия. И, в отличие от докризисных времён, когда быстрый рост Китая укрепил общие темпы роста, на горизонте нет стран с переходной экономикой и событий, меняющих ситуацию кардинально. Китай находится в постепенном замедлении роста, так как его экономика переходит от инвестиционной модели к модели роста, основанной на потреблении, и многие другие рынки с переходной экономикой переживают болезнен­ную корректировку конца товарного суперцикла, на основе которого осуществлялась большая часть их роста до настоящего времени в этом столетии.

Подводя итоги, трудно опре­делить пути, которые приведут к надёжным глобальным темпам экономического роста. Тем не менее экономический рост в настоящее время - это только часть проблемы, которую должны решить высоко­поставленные лица. Опасения по поводу распределения доходов и благосостояния становятся всё более политически разрушительными, и гораздо больше внимания следует уделять растущей финансовой неста­бильности, которая характеризует жизнь многих людей. Так как со­циально-экономические результаты во всё большей степени определяю­тся на глобальном уровне, недо­вольство населения растёт в сторону неспособности национальной политики обеспечить стабильность. Экономист Дани Родрик придумал фразу «триллема глобализации» для описания мнения о том, что среди демократии, национального суверенитета и глобальной эконо­мической интеграции только два термина одновременно совмести­мы. И недавние события в Европе и Соединённых Штатах демонстри­руют «аппетит» к восстановлению равновесия в сторону демократии и национального суверенитета.

Сочетание экономического неравенства и политической поля­ризации угрожает усилить глобаль­ные риски,разваливая социальную солидарность, на которой основы­вается легитимность наших эконо­мических и политических систем. Срочно необходимы новыеэконо- мические системы и политические парадигмы для преодоления при­чин, формирующих народное разо­чарование. Они могут включать в себя более эффективную политику развития человеческого капита­ла с целью позволить большему количеству людей получить выгоду от технологических изменений, об­условленных развитием навыков и опыта; улучшенные общественные блага (предоставляемые государ­ством или частным сектором) для удовлетворения амбиций растуще­го среднего класса во всём мире; и более эффективные системы государственного управления с це­лью предоставления возможностей населению на местном уровне, не жертвуя преимуществами глоба­лизации.

Проблемы идентичности и культуры занимают центральное место в двух самых шокирующих западных результатах политики 2016 года в Соединённом Королев­стве и Соединённых Штатах. Это является частью более глубокой тенденции, затрагивающей как международную, так и внутреннюю политику. В рамках Европейского союза процветали партии, подчёр­кивающие важность национально­го суверенитета и/или ценностей, чему также частично способ­ствовали миграционные потоки, которые респонденты Опроса GRPS продолжают указывать в качестве основного геополитического риска. За пределами Европейского союза поляризация в Турции углубляется с 2010 года, а Россия выражала свою политическую идентичность во всё более напористой позиции внешней политики. Во всём мире политика всё больше определяе­тся харизматичными «лидерами» национальных политик и эмотив- ными политическими дебата­ми: «пост-истина» было словом года в Оксфордском словаре по английскому языку.

В последнем Опросе GRPS респонденты указали «усиление поляризации» в качестве третьей наиболее важной тенденцией на ближайшие 10 лет - было упомя­нуто 31 % респондентов, а «нарас­тание националистических настро­ений» - 14 %. Опрос зафиксировал увеличение в воспринимаемом воздействии «провал государ­ственного управления», но, как это ни удивительно, «глубокая соци­альная нестабильность» упала в рейтинге как для воспринимаемой вероятности, так и для оказываемого воздействия. Одним из возможных вариантов такой тенденции является то, что лица, принимающие реше­ния, которые в основном включены в комиссию GRPS, не были в достаточ­ной степени приспособлены к этому риску. Однако другой способ интер­претации GRPS - сосредоточиться на основных тенденциях, а не на рисках. Размещая «поляризацию» и «нарастание националистических на­строений» среди пяти ведущих тен­денций (см. таблицу 1.1), респонден­ты GRPS выделили долгосрочные тенденции,которые, если сохра­нятся, то, скорее всего, продолжат усиливать целый ряд социальных и политических рисков.

На Западе десятилетия бурных социально-экономических пре­образований расширили разрыв поколений в отношении ценностей, нарушили традиционные уклады принадлежности и сообщества и подорвали поддержку основных политических партий. Ранний анализ политологов Рональда Ин- глхарт и Пиппа Норрис указывает на популизм, стоящий за победами в стиле «Brexit» и избранием Трам­па президентом, с учётом большего воздействия именно демографиче­скими и культурными факторами, чем неравенством доходов: нега­тивная реакция среди пожилых и менее образованных избирателей, которые «чувствуют, что они ста­новятся социально отчуждёнными в своих собственных странах» посредством изменения значений в таких областях, как гендерный баланс, сексуальная ориентация, раса, мультикультурализм, охрана окружающей среды и международ­ное сотрудничество. Исследование американского «Исследователь­ского центра Пью»показало жёст­кие разграничения в собственных ценностях сторонников избранного президента Трампа и кандидата от демократов Хиллари Клинтон: на­пример, 72 % сторонников избран­ного президента Трампа описывают себя как «традиционные» по срав­нению с 31 % сторонников Клинтон; другие большие различия включа­ли «честь и долг - мои основные ценности» (59 % против 35 %); «типичный американец»(72 % против 49 %), «феминизм» (5 % против 38 %) и «сторонник прав ЛГБТ-сообществ» (24 % против 66 %).

Многие существующие по­литические партии плохо под­готовлены для решения вопросов избирателей с большим акцентом на культуру и ценности, поскольку стороны переключились на центр политического спектра и управ­ленческий или технократический стиль политики. Они потеряли связь со своими традиционны­ми основными избирательными округами, в частности с классовы­ми корнями. В 2013 году политолог Питер Маир писал, что неспособ­ность политических партий при­влечь избирателей означало, что демократия начинает прогибаться, так как электораты «становятся фак­тически несуверенными». События прошлого года предполагают, однако, что такой вердикт может быть преждевременным. И «Brexit», и победа избранного президента Трампа характеризуются призна­ками:

1) аутсайдеров основных поли­тических партий,

2) успешное привлечение традиционалистских избирателей посредством,

3) обращения к суверенитету, укорененному в национальной при­надлежности и гордости. Необычно то, что пожилые избиратели были ведущим звеном этих подрывных движений -и с тенденцией старения населения перевес не может вер­нуться назад к взглядам молодого поколения в течение некоторого времени.

Драматические события могут иметь комплексное воздействие на общую картину риска. Они могут вызвать новые риски или усугубить существующие, но они также могут открыть путь к решениям, смягчаю­щим риски. Поскольку многие из демократических стран Запада стал­киваются с растущим избиратель­ным влиянием традиционалистских политических принадлежностей, существуют потенциальные выгоды для социальной солидарности и де­мократической легитимности, если процессы политических дискуссий и компромисса повторно подключатся в работу со стареющим населением, менее образованными и преиму­щественно избирателями мужского пола, которые в настоящее время чувствуют себя исключёнными из процесса.

Однако будет сложно найти политические нарративы и поли­тики, которые могут восстановить культурные разломы десятилетий, сохраняя при этом, например, гендерные права и права мень­шинств. Провал может ещё больше подорвать социальное и культур­ное единство: Дарон Ацемоглу, автор книги совместно с Джеймсом Робинсоном «Почему государства терпят неудачи» (Why Nations Fail), предупреждает, что нынешние раз­ногласия в Соединённых Штатах приводят к риску подрыва не толь­ко избирательного процесса, но и институтов и норм, на которых они основаны.

Технологии: управление срывами

Имеющиеся данные свиде­тельствуют о том, что научно-тех­нический прогресс даёт лучшее объяснение, чем глобализация, промышленному спаду и ухуд­шению перспектив рынка труда, которые катализировали формиро­вание антиголосования во многих странах с развитой экономикой. Сегодняшний мир, в котором про­изводство, мобильность, связь, энергетика и другие системы меняю­тся с беспрецедентной скоростью и объёмом, нарушая всё - от струк­туры занятости до социальных вза­имоотношений и геополитической стабильности. Под воздействием конвергенции между цифровыми, биологическими и физическими технологиями четвёртая промыш­ленная революция (Fourth Industrial Revolution - 4IR) создаёт новые глобальные риски и усугубляет существующие риски.

Возможно, из-за растущей повсеместности инновационных технологий респонденты Опро­са GRPS, как правило, не вклю­чают технологические риски в число наиболее значительных или наиболее вероятных. Это можно увидеть в сравнительно немногих технологических рисках, которые появляются в эволюционирующей матрице риска (см. рисунок 1). Однако есть возможные признаки изменений. 2014 год был первым, в котором два технологических ри­ска вошли в эволюционирующую матрицу рисков, а также в этом году, хотя включён только один риск («масштабный случай мошен­ничества данных/кража»), другой риск («крупномасштабные кибера- таки») занял шестое место в списке рисков, которые, скорее всего, про­изойдут в ближайшие 10 лет.

По мнению экономистов Майкла Хикса и Шрикант Деварадж, 86 % потерь рабочих мест в промышлен­ном секторе в Соединённых Штатах в период 1997 - 2007 годов было результатом повышения про­изводительности по сравнению с менее чем 14 % потерь из-за торговли. Большинство прове­дённых оценок предполагают, что разрушительный эффект воздей­ствия технологий на рынки труда будет ускоряться в непроизвод­ственном секторе в ближайшие годы, поскольку быстрый прогресс в области робототехники, сенсоров и машинного обучения позволяют бизнесменам заменить рабочую силу в расширяющемся диапазоне рабочих мест в сфере предостав­ления услуг. Оценка числа рабочих мест, подверженных риску техно­логического замещения, различае­тся: часто цитируемое исследова­ние исследовательского центра «Oxford Martin School» в Оксфорд­ском университете в 2013 году предполагает, что 47 % рабочих мест в США были подвержены вы­сокому риску в результате автомати­зации; в 2016 году, согласно рабо­чему документу ОЭСР, эта цифра ниже - на уровне 9 %. В 2015 году результаты исследования между­народной компании «McKinsey» констстируют, что 45 % функций, которые выполняют работники сегодня, могут уже быть автома­тизированы, если компании решат это сделать. Респонденты текущего Опроса GRPS определили искус­ственный интеллект и робототех­нику в качестве новой технологии с наибольшим потенциалом для негативных последствий в течение предстоящего десятилетия.

Технологии всегда создавали рабочие места так же, как и унич­тожали их, однако существуют доказательства того, что двигатель создания технологических рабочих мест является преувеличенным. По оценкам «Oxford Martin School», только 0,5 % от рабочей силы в США на сегодняшний день занято в секторах, созданных с 2000 года, по сравнению с приблизительно с 8 % в промышленности, созданной в период 1980-х годов. Научно-тех­нический прогресс смещает распре­деление доходов от труда к капита­лу: по данным ОЭСР, до 80 % сни­жения доли труда в национальном доходе в период с 1990 по 2007 год стало результатом воздействия технологий. На глобальном уровне, тем не менее, многие люди в целом остаются позади: более 4 миллиар­дов человек до сих пор не имеют до­ступа к Интернету, а также у более 1,2 миллиарда человек нет доступа к электричеству.

Мы, однако, можем корректиро­вать динамику развития четвёртой промышленной революции (4IR). Тщательное управление может на­правлять распределение выгод и воздействие на глобальные риски, так как эволюция новых технологий будет в значительной степени нахо­диться под влиянием социальных норм, корпоративной политики, отраслевых стандартов и принци­пов регулирования, обсуждаемых и написанных на сегодняшний день.

К сожалению, однако суще­ствующие правовые, политиче­ские и нормотворческие инсти­туты имеют тенденцию двигаться очень медленно. Например, Фе­деральному авиационному ведомству США потребовалось восемь месяцев, чтобы предо­ставить для компании «Amazon» «экспериментальный сертификат лётной пригодности», чтобы про­верить конкретную модель беспи- лотника, тогда как к тому времени модель стала устаревшей; вместо этого компания «Amazon» про­вела свои испытания в Канаде и Великобритании. В 2015 году Администрация продуктов пита­ния и лекарственных препаратов США (FDA) одобрила ходатайство биотехнологической компании «AquaBounty Technologies Inc» для нормативного утверждения генети­чески модифицированного лосося, поданное ещё в 1995 году. Лосось до сих пор не может продаваться на территории Соединённых Штатов, так как ожидает поправок к прави­лам маркировки.

Такие регуляторные задержки могут означать упущения соци­альных и экономических выгод, но когда здоровье, окружающая среда и более широкие социальные последствия находятся под угро­зой, осторожный обоснованный подход представляется разумным. Как лучше достичь такой баланс? Этот вопрос в настоящее время вы­зывает споры, например в рамках усилий по ускорению разработки регулирования самоуправляемых транспортных средств. Несмотря на то, что популистские движения в последнее время привели к обще­ственной враждебности по отноше­нию к глобализации больше, чем технологии, есть ещё и риск об­ратной реакции против научно-тех­нического прогресса. Например, озабоченность общественности по поводу генетически модифи­цированных продуктов питания

постоянно превышала научные ис­следования в части оценки рисков, связанных с ними, а также опасения по поводу изменения климата не исключили общественную оппо­зицию против ветряных мельниц.

Мы находимся в весьма разру­шительной фазе технологического прогресса, и в то же время растут проблемы социальной сплочённо­сти и легитимности лиц, опреде­ляющих политику. С учётом мощ­ности 4IR создания и усугубления глобальных рисков связанные с этим проблемы управления являются масштабными и неот­ложными. Крайне важно, чтобы разработчики политики и другие заинтересованные стороны через правительства, гражданское об­щество, научные круги и средства массовой информации сотруд­ничали с целью создания более гибких и приспосабливающихся форм местного, национального и глобального управления и управ­ления рисками.

Геополитика: укрепление сотрудничества

Под тревожным знаком ухуд­шения приверженности глобаль­ного сотрудничества государства отказываются от механизмов, созданных для поддержки между­народной безопасности на осно­ве взаимной ответственности и уважения общих норм. Например, в 2016 году наблюдался выход России, Южной Африки, Бурунди и Гамбии из Международного уголовного суда, а Китай отверг вердикт международного трибу­нала по Южно-Китайскому морю. На момент написания Отчёта президент США рассматривает вопрос о выходе из недавнего совместного Комплексного плана действий (договорённости в Иране по ядерной энергетике) и Парижского соглашения по из­менению климата. Выход основ­ных заинтересованных сторон из экономических соглашений, таких как Транстихоокеанского партнёрства и трансатлантиче­ской торговли и Инвестиционного партнёрства также несёт в себе геополитическую важность.

В Сирии затянувшийся харак­тер войны показывает, как отсут­ствие согласия между крупными державами препятствует Органи­зации Объединённых Наций,что усугубляет трудности, связанные с посредническим урегулирова­нием конфликта с несколькими заинтересованными сторонами на глобальном, региональном и негосударственных уровнях или ограничивает организацию вмешательства для облегчения гу­манитарной помощи или защиты гражданских лиц. Информация о числе погибших среди мирных жителей, в том числе от химиче­ского оружия, была встречено с отчаянной риторикой, однако без принятия эффективных мер для обеспечения соблюдения гумани­тарных законов и норм.

Параллельно с выводом из поддержки коллективных решений крупные державы теперь открыто «торгуют» обвинениями в подрыве международной безопасности или вмешиваются в их внутреннюю политику. В течение многих лет президент Путин обвинял Соеди­нённые Штаты в стремлении подо­рвать глобальную стабильность и суверенитет России, а в 2016 году Агентство национальной безопас­ности США обвинило Россию во вмешательстве в президентские выборы. Напряжённость возросла между Соединёнными Штатами и Китаем по отношению к свободе су­доходства в Южно-Китайском море и развёртыванию систем ПРО США в Республике Корея, что привело к тому, что Пекин предупреждает США «не навредить стратегическим интересам безопасности Китая».

В ответ на общую потерю веры в коллективные механизмы без­опасности региональные власти и государства малых народов всё чаще исследуют вопрос приобрете­ния нового традиционного оружия, наступательного кибероружия и даже ядерного оружия. Несмотря на нормативные и практические препятствия, с которыми сталки­вается государство, которое ищет ядерные возможности, также как и политические лидеры с ядер­ным и неядерным вооружением, всё больше и больше ссылаются на полезность ядерного оружия в контексте изменения восприятия угрозы и расшатывании уверен­ности в структурах-альянсах. Если данная риторика превращается в политику, то это может повлечь за собой огромное перераспределе­ние ресурсов в новую гонку ядер­ных вооружений и скачок риска предварительных превентивных ударов,направленных на уничто­жение противника, набирающего ядерный потенциал.

Таким образом,развитие со­бытий в 2016 году выступает в качестве многочисленных напо­минаний, что международная без­опасность требует коллективных обязательств и инвестиций для определения позитивного виде­ния, а также политической воли для принятия ответственных ком­промиссов и выделения ресурсов (вставка 1). Как технологические, так и демографические и клима­тические трудности усиливают опасность отказа систем,конку­ренция среди мировых держав и фрагментация усилий в области безопасности делают междуна­родную систему более хрупкой, подвергая риску коллективное благополучие и выживание.

Окружающая среда: ускоряя меры действия

Как показано на рисунке 1, кластер взаимосвязанных рисков, относящихся к окружающей среде - в том числе экстремальные погод­ные явления, изменение климата и кризисы водных ресурсов, - систе­матически присутствовал среди глобальных топ-рисков в течение последних семи выпусков Отчёта о глобальных рисках. Риски,связан­ные с окружающей средой, снова подчёркнуты в текущем обзоре глобальных рисков, где каждый риск в категории располагается в квадранте наивысшего воздей­ствия и наибольшей вероятности. Экологические риски также тесно взаимосвязаны с другими кате­гориями риска. Четыре из десяти лидирующих взаимосвязей риска в Опросе GRPS в этом году связаны с экологическими рисками, наиболее часто цитируемые из них - «кризи­сы водных ресурсов» и «провал мер по смягчению последствий измене­ния климата и адаптации».

Это показывает, что неэффек­тивное управление «глобальным общим достоянием человечества», то есть океанами, атмосферой и системой климата, может иметь по­следствия как на местном уровне, так и на глобальном уровне. Напри­мер, изменение погодных условий или кризисы водных ресурсов мо­гут спровоцировать или усугубить геополитические и социальные риски,такие как внутренний или региональный конфликт, и вы­нужденную миграцию, особенно в геополитически уязвимых районах.

Дальнейший прогресс был достигнут в течение 2016 года в ре­шении проблем изменения климата и других экологических рисков, что отражает твёрдую международную решимость по переходу к низкоу­глеродной мировой экономике и повышению устойчивости к изме­нению климата:

- Парижское соглашение об изменении климата вступило в силу 4 ноября 2016 года и на данный момент ратифицировано более чем в 110 странах мира;

Серьёзный посыл поддержки реализации Парижского соглашения был заявлен со стороны 196 прави­тельств, включая Китай, на конфе­ренции по климату в Марракеше в конце ноября 2016 года; Междуна­родная организация гражданской авиации согласовала «рыночный механизм», который обеспечит нулевой чистый рост авиационных выбросов после 2020 года, что является очень важным, поскольку международная авиация, также как и судоходство, выходит за рамки Парижского соглашения;

- Также в октябре стороны Монреальского протокола по ве­ществам, разрушающим озоновый слой, согласовали важную поправ­ку, которая могла бы помочь избе­жать дополнительного потепления +0,5 °C к 2050 году за счёт сокраще­ния использования гидрофторугле- родов (ГФУ), которые обладают чрезвычайно высоким потенциалом влияния на глобальное потепление.

В 2016 году также наблюдались положительные эмпирические доказательства того, что переход к низкоуглеродной экономике на­ходится на стадии реализации:

- Финансовая компания про­граммного обеспечения «Bloomberg New Energy Finance» сообщила, что глобальные инвестиции в мощности возобновляемых ис­точников энергии в 2015 году со­ставили $ 266 млрд, что более чем в 2 раза превышает ассигнования в новые мощности углевой и газовой промышленности в США; а также

- Международное энергетиче­ское агентство (МЭА) сообщило, что общая мощность производства возобновляемой энергии в насто­ящее время впервые превышает выработку электроэнергии посред­ством угольных электростанций, также как за последние 2 года про­изошло устранение связи между выбросами парниковых газов и экономическим ростом.

Однако темпы изменений ещё недостаточно быстрые. Глобальный уровень парниковых газов (ПГ) растёт в настоящее время в размере около 52 млрд тонн CO2 в год, даже несмотря на то, что доля промыш­ленных и энергетических источни­ков, возможно, достигла уже своего пика в связи с увеличением инве­стиций и инноваций в экологически чистые технологии (вставка 1.2).

Установлено, что 2016 год был самым тёплым согласно истори­ческим записям в соответствии с предварительным анализом Всемирной метеорологической организации. Впервые глобальная средняя температура была на 1 гра­дус по Цельсию или более выше среднего показателя 1880 - 1999 гг. По данным Национального управ­ления океанических и атмосферных исследований, каждый из восьми месяцев с января по август 2016 го­да был самым тёплым в целом за последние 137 лет.

Отчёт о разрыве в уровнях вы­бросов за 2016 год (Emissions Gap Report 2016) Программы Орга­низации Объединённых Наций по окружающей среде (ЮНЕП) показывает, что даже если страны выполнят обязательства, известные как «предполагаемые определя­емые на национальном уровне вклады» (National Determined Contributions - NDCs), которые были приняты в Париже, земля всё ещё будет «теплеть» от 3,0 до 3,2 °C. Для того, чтобы удержать глобаль­ное потепление в пределах 2 °С и ограничить риск опасного изме­нения климата, мир должен будет сократить выбросы на 40 - 70 % к 2050 году и исключить их в целом к 2100 году. В то время как внимание будет сосредоточено на Китае, Со­единённых Штатах, Европейском союзе и Индии, которые в совокуп­ности являются источниками более половины мировых выбросов, все страны должны принять действия для удержания потепления в пределе 2 °C.

Всё чаще правовые меры при­нимаются против национальных правительств в попытке заставить принять действия и соответствую­щие меры по экологическим во­просам. Против Великобритании в настоящее время подан иск за «национальный кризис воздушно­го загрязнения», также как и была угроза судебного иска, если не сок­ратятся выбросы парниковых газов; группа подростков бросила вызов Правительству США за отсутствие защиты от изменения климата; Нидерландам было предписано судом сократить свои выбросы; и Норвегия судится в результате Ар­ктических планов буровых работ. Между тем План чистой энергетики (Clean Power Plan) Агентства США по охране окружающей среды (EPA) в настоящее время оспаривается в су­де и разделил участников электроэ­нергетической отрасли: угольщики, некоторые профсоюзы и 27 штатов поддерживают разбирательство, в то время как сектор возобнов­ляемой энергетики, ведущие высокотехнологичные фирмы и 18 штатов поддерживают законо­дательство ЕРА.

Поскольку увеличивается средняя температура климатиче­ской системы, воздействие также растёт. Арктический морской лёд достиг рекордного таяния в 2016 году, тогда как на Большом Барьерном рифе произошёл бес­прецедентный случай обесцве­чивания кораллов, затронувший более 700 километров северного рифа. Последний анализ Верхов­ного комиссариата ООН по

делам беженцев (UNHCR) показывает, что в среднем 21,5 миллиона че­ловек каждый год «вытесняются с мест проживания» в связи с климатическими или погодными условиями начиная с 2008 года, и Бюро ООН по снижению риска бедствий (UNIDR) отмечает, что около 1 млрд человек пострадали от стихийных бедствий в 2015 году. Общины от Аляски до Фиджи и Кирибати уже переместились или планируют переезд в связи с тем, что повышение уровня моря угро­жает их землям. Всемирный банк прогнозирует, что «недостаток воды» может привести к крайнему общественному напряжению в та­ких регионах, как Ближний Восток и страны Африки к югу от Сахары (Сахель), где экономические по­следствия дефицита воды могут поставить под угрозу 6 % ВВП к 2050 году. Всемирный банк также прогнозирует, что наличие воды в городах может снизиться на две трети к 2050 году, в результате изменения климата и конкуренции со стороны производства энергии и сельского хозяйства. Индийское правительство сообщило, что по крайней мере 330 миллионов человек пострадали от засухи в 2016 году. Комбинация рисков вокруг дефицита воды, изменения климата, экстремальных погодных явлений и непроизвольной ми­грации остаётся мощной гранатой и «множителем риска», особенно в более хрупких экологических и политических условиях мировой экономики.

С растущим распределением силы и влияния, однако, сущест­вует растущее осознание того, что реакция на экологические риски не может быть предоставлена международными организациями и правительствами в одиночку. Это требует новых подходов,которые должны принимать более ши­рокий «системный взгляд» взаи­мосвязанных проблем и которые включают более крупных и более разнообразных игроков.

Некоторые недавние перспек­тивные примеры инициированы финансовым сектором: Целевая группа Совета по финансовой стабильности по раскрытию фи­нансовой информации, связанной с климатом (the Financial Stability Board's Taskforce on Climate-related Financial Disclosure) разрабатывает рекомендации для управления физическими рисками, ответствен­ностью и транзитными рисками изменения климата; рейтинговые агентства «Standard & Poors» и «Moody's» объявили о планах по оценке климатических рисков, с которыми сталкиваются обе компа­нии и страны; и группы инвесторов призывают к «большему раскрытию экспозиции компаний к климатиче­ским рискам». Альянс тропических лесов-2020 (Tropical Forest Alliance 2020) также предлагает продвиже­ние новых многомерных подходов с целью ограничения вырубки лесов для глобальных цепочек по­ставок, таких как недавняя Инициа­тива пальмового масла в Афри­ке (Africa Palm Oil Initiative).

Принятие системного видения также предполагает учёт новых рисков, которое может сформиро­ваться путём успешных действий по решению экологических рисков. Например, переход к низкоуглерод­ному будущему в некоторых странах потребует принятие мер для погло­щения потенциального воздействия на рынок труда. Объявление Китаем в начале 2016 года, что страна при­дёт к сокращению рабочей силы в угольной и сталелитейной промыш­ленности на 1,8 миллиона чело­век (15 %) в течение двух лет, перераспределению пострадавших работников в ответ на избыточ­ность промышленных мощностей может дать представление о том, что должно произойти. В то вре­мя как большинство исследова­ний предполагает, что переход к чистой энергетике может создать существенное увеличение чистой занятости, общее уравнение по­литики является сложным и может потребовать новых подходов к получению квалификации и пере­подготовке, а также мерам, направ­ленным на содействие увеличению мобильности рабочей силы. Обе­спечение справедливого перехода будет иметь важное значение для социальной стабильности.

Барьеры, относящиеся к опреде­лённым проблемам и организаци­ям, должны быть демонтированы через государственный и частный сектор по всей мировой экономике. На их месте должны быть сформи­рованы новые союзы мультиигроков и коалиций действий,пересекая традиционные границы интересов, опыта и национальности. Орга­низация такого многопланового сотрудничества для управления нашего глобального экологическо­го достояния человечества будет сложной задачей в международном контексте, описанном выше, но оно необходимо, если мы нацелены адекватно реагировать на структур­ные риски, связанные с изменением климата, экстремальными погодны­ми условиями и кризисом водных ресурсов.

Описание глобальных рисков, трендов и новых технологий 2017 года

Глобальные риски

Понятие «глобальный риск» определяется как неопределённое событие или условие, которое может вызвать зна­чительное негативное воздействие на несколько стран или отраслей промышленности в течение ближайших 10 лет.

Источник: Журнал «Рынок Страхования»