Появилось первое подробное исследование коррупции в казахстанском образовании

Почему многие предпочитают купить услугу за деньги, а не использовать родственные связи, и как взятки становятся тотальной системой, в которой нельзя не участвовать? На эти вопросы дает ответ японская исследовательница Нацуко Ока (Natsuko Oka, Междисциплинарный учебный центр, Институт экономического развития, Японская организация содействия развитию внешней торговли, префектура Тиба), автор едва ли не первого подробного исследования теневых практик в казахстанском образовании (Grades and Degrees for Sale: Understanding Informal Exchanges in Kazakhstan’s Education Sector).

И родственники, и деньги

Казахстан мощно вкладывается в модернизацию системы образования в стране. В числе предпринимаемых шагов можно назвать и программу «Болашак» (международная образовательная стипендия президента Казахстана. – Прим. «Ферганы»), и щедро финансируемый Университет Назарбаев, и интеллектуальные школы для одаренных детей.

Одновременно с этим нормой жизни остается практика «подарков» и взяток учителям, преподавателям, деканам и администраторам. Согласно общенациональному опросу, проведенному «Жас Отан» – молодежным отделением президентской партии «Нур Отан», более 90% студентов заявили, что дипломные работы и нужные оценки на экзаменах можно купить за деньги. Согласно более серьезному опросу, который организовал Центр исследований «Сандж», до 40% респондентов, имевших дело с университетами Казахстана (студенты и их родители), давали взятки – в том числе для того, чтобы получить государственную стипендию, поменять специальность или сдать экзамен.

Впрочем, коррупцию мало просто заклеймить – важно понять, как она работает, что делает ее живучей и заставляет людей прибегать к ее механизмам. Ученые отмечают, что в странах СНГ формируется гибрид из старого советского блата («ты мне — я тебе», обмен услугами или дефицитными товарами) и рыночного механизма – «все что угодно за ваши деньги». Иными словами, блат переходит на денежные рельсы: чтобы получить помощь от нужного человека, ему все равно надо заплатить; вместо ответной услуги или помощи в будущем требуют заплатить здесь и сейчас.

Однако Нацуко Ока подчеркивает: это вовсе не означает, что при капитализме ценность личных неформальных связей упала. Многие необходимые вещи (водительские права, благоприятное решение суда, поступление в университет, «откос» от армии) невозможно купить в открытую – только через «правильных» людей. Личные связи не только открывают доступ к подобным людям, но и снижают риски, неизбежно присутствующие в нелегальных коррупционных схемах. Неудивительно, что нужного человека ищут с помощью друзей и родственников, которым можно доверять. Однако посредничество друга в условиях капитализма предполагает благодарность в денежном эквиваленте.

Ученых в этих обстоятельствах особенно интересует, как взаимодействуют коррупционные финансовые схемы и родственные связи в Центральной Азии – регионе, известном силой своих клановых сетей. Четкого понимания картины пока нет: одни исследователи утверждают, что с приходом рынка богатые стали помогать только богатым, а бедные – бедным, другие считают, что помощь богатых родственников бедным, напротив, стала важнейшим каналом социальных контактов. Так или иначе, Казахстан представляет собой очень интересный объект для изучения блата, коррупции и неформальных связей. Он, с одной стороны, построил мощную и активную рыночную экономику, а с другой стороны, отличается силой и разветвленной сетью клановых отношений.

Цель исследования японской ученой состоит в том, чтобы понять, как в результате рыночных реформ монетизировался блат в Казахстане. Тут поднимается целый ряд вопросов. Например, почему люди иногда сознательно отказываются прибегать к помощи родственников, стремясь решить свои проблемы через взятки, и каковы вообще мотивы всех лиц, участвующих в неформальных экономических отношениях в вузах? Нацуко Ока также показывает, как поток «взносов» от студентов и их родителей к сотрудникам университетов укрепляет вертикаль коррупции, работая на усиление бюрократической иерархии внутри образовательных учреждений.

Статья японской исследовательницы написана на основе 80 интервью и иных, менее структурированных бесед. Они проводились в 2011-2012 и в 2014-2016 годах с мужчинами и женщинами разного возраста, этнического происхождения и общественного положения. Большинство интервью прошло в Алма-Ате, остальные – в Астане. Имена заменены на псевдонимы. Нацуко Ока беседовала со студентами, в том числе бывшими, преподавателями, административными работниками школ и вузов, активистами, юристами и другими экспертами. Она старалась выбирать нейтральный язык и избегать моральных оценок. Для нее важно было выявить не отношение людей к неформальным практикам в образовании, а их личный опыт участия в таких практиках – как, когда и почему они используют блат и дают взятки.

Сдача со взятки

Исследовательницу, привыкшую к японской и западной культуре образования, поразила тотальная «маркетизация» казахстанских вузов: в каждом университете сформировался свой рынок оценок и дипломов. По данным вышеупомянутого опроса «Жас Отан», средняя цена за один экзамен составляет 5000 тенге ($13.5), за всю сессию – 29 000 ($78), за дипломную работу – 60 000 ($162). Эти выплаты воспринимаются как совершенно обычные: с них, например, дают сдачу. Студентка Лиза рассказывала, как один профессор завалил всю их группу и не выпускал из аудитории до десяти вечера. Тогда староста подошел к нему и выяснил цены: 2000 тенге за пятерку и 1500 за четверку. Лиза хотела четверку. Но в ее кошельке оставалась только купюра в 2000 тенге, а ей еще надо было ехать домой на такси, и профессор галантно дал ей сдачу.

Услуги по написанию текстов курсовых и дипломных рекламируются практически открыто – чаще всего их даже не пишут, а просто скачивают в интернете секретари и лаборанты кафедр. Они ищут работы на сходные темы, поданные в другие годы в других вузах. Как правило, студенту эти тексты засчитывают (Карлыгаш, бывший сотрудник вуза). Более того, преподаватели открыто заявляют студентам, что их «курсачи» никто читать не собирается. Даже если ответственные за проверку студенческих работ на плагиат обнаружат что-то не то, им тоже можно заплатить – и проверка пройдет без каких-либо проблем.

Однако принуждение коррупционной системы не тотально: существуют отдельные преподаватели, студенты и даже факультеты, которые в принципе отказываются играть в такие игры. Чаще всего это связано с присутствием иностранных преподавателей или, напротив, пожилых сотрудников советской закалки. От полноценного рынка образовательную коррупционную систему отличает также важная роль личных отношений и умение договариваться. В случае удачного торга студенты могут получить существенную скидку – особенно если они бедны, пропустили занятия из-за болезни или готовятся стать молодыми родителями.

Фактически главным механизмом принуждения к коррупции выступает необходимость подстраховаться: студенты и их родители понимают, что «взнос» делают все одногруппники. Именно поэтому они вынуждены поступать так же, опасаясь, что им (их детям) поставят плохую оценку. Подарок, кстати, не всегда принимается в денежной форме, годится и бартер. Так, преподаватели не стесняются конкретизировать, что именно следует им подарить, – духи, ювелирные изделия, витамины, набор постельного белья, памперсы или, например, оплатить пломбирование зуба.

Посредник выведет

Монетизации подверглись далеко не все неформальные отношения в сфере образования. Родственники, друзья и коллеги до сих пор засыпают преподавателей просьбами посодействовать «их» студенту. Как рассказал сотрудник частного вуза в Алма-Ате, во время сессии к дверям кабинетов преподавателей выстраиваются длинные очереди. Однако в них стоят не студенты, а другие профессора, которым нужно договориться о помощи своим подопечным. Подобные сети поддержки могут охватывать весь город. Профессор карагандинского вуза Сауле переживала за плохую успеваемость своего племянника и добилась перевода его в хорошую школу. Эту школу он явно «не тянул» по знаниям, но его устроил знакомый Сауле – в обмен на помощь своему племяннику, студенту вуза, где преподавала сама Сауле.

 В отличие от советской эпохи, люди ищут уже не самого человека, который поможет решить их проблему, а посредника, который выведет на нужного человека. В этом случае уже никак не обойтись просто подарком – дорогими духами или коробкой конфет. Предполагается, что придется заплатить и посреднику, и «помощнику». И вот тут-то посредничество друзей и родственников сильно сокращает расходы: во-первых, можно не приносить конвертик им самим, во-вторых, они сбивают цену на услуги того, кто непосредственно решает проблему.

Но здесь возникает уже другая коллизия. Обращение к родственникам запускает сложную систему обязательств: если А помогает Б, выступая посредником между Б и В, то Б оказывается должником не только В, но и А. Деньги облегчают ситуацию – в таком случае не возникают обязательства между участниками цепочки. Однако если А и Б принадлежат к одному роду, расплата деньгами за услугу считается чем-то не совсем приличным. В результате Б неизбежно становится обязанным А и должен как-то помочь ему в будущем. Именно поэтому многие молодые информанты, которых опрашивала Нацуко Ока, старались не обращаться к родственникам, а пытались самостоятельно выйти на человека, который им поможет решить их проблему в вузе. Ниже – примерный ход их рассуждений.

Информант: Если ты обращаешься за помощью к близким родственникам, сестре, брату, тете, это нормально. Если к более дальним – к двоюродному брату или к племяннику отца, то они решают, что ты им обязан. Они тебе помогли, теперь ты должен помочь им.

Ученый: А вы не можете сказать «нет»?

Информант: Не могу. Иногда я пытаюсь решать проблемы сам. Если ничего не получается, я обращаюсь к родственникам. Они говорят: конечно, без вопросов, поможем. Но я думаю про себя: я попросил, теперь должен понимать, что буду обязан.

Именно негласное правило помогать тем, кто помог тебе, особенно сильное в казахстанском обществе, заставляет людей обращаться за помощью к дальним родственникам только в самом крайнем случае, когда другие варианты исключены. Еще одна причина, почему предпочитают дать взятку деньгами, а не включать связи, – тот, кто берет деньги, с большей вероятностью решит проблему, а не скажет: «прости, не получилось».

– С чужими людьми проще договориться. Когда даешь деньги, тебе никогда не откажут. Деньги берут все, – объясняет отец 23-летнего выпускника вуза.

Была уборщица, стала учительница

Взятки, подарки и неформальные договоренности между студентами и преподавателями лишь нижний уровень коррупционной пирамиды в образовательной системе. Нередко можно услышать мнение, что «взносы» нужны только как прибавка к низким зарплатам преподавателей. Однако полученные от школьников и студентов деньги не все оседают в карманах взяточников: часть их организованно идет наверх, к университетскому и школьному начальству. Это своего рода система откатов: доля теневого дохода преподавателя отдается в качестве платы за должность.

Нацуко Ока подчеркивает, что раздел теневых доходов среди коллег и выплата дани начальству укрепляет лояльность и единство коллектива, выступая в качестве инструмента выдавливания принципиальных сотрудников, открыто возражающих против неписаных законов. В интервью с ней постоянно повторялись фразы типа «это система», «система такая», «система все равно тебя задавит». Оспаривая нормы системы, преподаватель рискует навлечь на себя недовольство коллег, получить проблемы с начальством и даже лишиться работы.

Японская исследовательница констатирует, что в сфере образования, как и в других государственных структурах Казахстана, многие должности продаются и покупаются. Путь к школьным постам (учитель и директор школы) лежит через областное и городское управление образование. «Цена» этих постов значительно превышает зарплату, которую на них платят, однако теневые доходы позволяют за определенный период времени возместить расходы – так сказать, вернуть инвестиции. Информанты – учителя, бывшие учителя и административный персонал школ – считают, что именно эти практики виноваты в том, что образование в стране ухудшается: за взятку учителями становятся люди, которые не хотят и не могут учить детей.

Более выигрышными в плане подобных «инвестиций» считаются административные должности. Родственник одной из информанток Кайрат никогда не работал в сфере образования, но стал начальником окружного управления в Таразе. Туда его устроил брат жены, которого перевели на другую должность. Перед уходом чиновник решил «продать» свое кресло. Цена вопроса составила 10 000 долларов, и эти деньги Кайрат собирал по родственникам. Уже через год он вернул все долги, заработав на манипуляциях с оценками по единому национальному тестированию (выпускной экзамен в школе).

Директора школ находятся в середине коррупционной пирамиды. Сверху на них давит управление образования, вымогая деньги во время аттестации кадров, распределения бюджетных фондов и разного рода инспекций. Так, по сообщению информанта, одна из школ выплатила городскому управлению образования 7000 долларов, чтобы в ее работе не нашли нарушений. Во время инспекционных поездок именно директора организуют банкеты и покрывают дорожные расходы чиновников. Чтобы вернуть потраченные деньги, они усиливают давление на учителей, заставляя их искать новые источники теневых доходов.

В системе высшего образования такая торговля должностями менее распространена – как минимум потому, что требования к университетскому профессору значительно выше, и вариант «уборщица дала взятку и стала учительницей» не срабатывает. Однако Нацуко Ока выяснила, что и в вузах работает подобный рынок: одна преподавательница призналась, что пыталась получить ставку в престижном вузе за 1000 долларов, действуя через своего бывшего научного руководителя.

Подводя итоги, японская исследовательница рисует весьма мрачную и пессимистичную картину. Конечно, не все так ужасно: существуют не только отдельные преподаватели, но и целые университеты, не затронутые системой купли-продажи оценок и должностей. Министерство образования регулярно объясняет родителям, что поборы с них в школах незаконны. Берущих взятки учителей и директоров часто увольняют и даже сажают. Но в целом система остается непоколебимой. Самое плохое в ней то, что казахстанцы с раннего возраста привыкают к тому, что оценки целесообразно покупать. При этом далеко не все школьники и студенты, платящие за экзамены, являются лентяями или двоечниками. Они просто рационально просчитывают, что проблему неинтересного предмета, экзамена, к которому нет времени готовиться, или курсовой работы, которую нет сил писать, проще и эффективнее решить деньгами. Таким образом, мы получаем вполне рациональный рыночный порядок, который устраивает всех его участников, – зато разлагает социальные страты (общественные, государственные, не говоря уже про образование). Как бороться с такой системой – непонятно.

Источник fergana.agency